МОСКОВСКИЙ ПАТРИАРХАТ
На вопросы телезрителей отвечает иерей Михаил Легеев, клирик храма Рождества св. Иоанна Предтечи в поселке Юкки Ленинградской области, кандидат богословия, преподаватель СПбПДА. Передача из Санкт-Петербурга.
– Чаще всего под Священной историей подразумеваются Ветхий и Новый Заветы. Насколько я понимаю, Вы бы хотели рассмотреть данный вопрос шире.
– Для нас Священная история – действительно прежде всего Ветхий и Новый Заветы: те события, которые однажды совершились и уже навсегда запечатлелись в истории мира. Почему Священная история называется Священной? Потому что, в отличие от любой другой истории, это история отношений Бога и человека. Сам Бог принципиально внеисторичен, а человек, которого Он замышляет и творит, напротив, историчен, его жизнь пронизана историей и сама по себе ее представляет и в замысле Бога, и в реальности. История – всегда некое движение с определенной логикой, внутренним развитием от одной точки к другой, от начала к концу.
– Вы сказали, что само слово «священная» означает связь с Богом. Но нередко встречается мнение, что наш мир – часовой механизм, запущенный Часовщиком, Который больше не вмешивается. Но мы имеем прямую связь с Богом. Каким образом она осуществляется, за счет чего история может стать Священной?
– Если говорить об отдельном человеке, для каждого история может стать и становится священной благодаря выбору самого человека, потому что по замыслу Бога вся история должна быть Священной. Но поскольку когда-то первый человек согрешил, пал, то таковой становится не вся история. В ткани исторического процесса в целом возникает и существует некий стержень, пронизывающий время, – этот стержень и есть Священная история. В глобальном плане мы можем разделить ее на этапы: Священная история Ветхого Завета – история «вызревания» отношений Бога и человека, которая заканчивается рождением Спасителя; и другая, хотя и связанная с первой, являющаяся ее продолжением, Священная история – история Самого Христа Спасителя, Его служения Богу и человеку. В этой истории все совершенно. С окончанием подвига Христа Спасителя заканчивается и Священная история. Начинается другая история, тоже Священная, – история Церкви. Мы можем говорить о малой священной истории отдельно взятого члена Церкви. В каждой индивидуальной, личностной, священной истории в качестве образов, первообразов и парадигм по-разному отражается история Ветхого и Нового Заветов. Может быть, чуть позже мы поговорим об этом отдельно.
– Когда человек делает выбор «быть с Богом», каким образом Бог проникает в его жизнь? Ведь чаще всего никаких видимых чудес не происходит.
– Существует множество вариантов. Если говорить о механизме Священной истории, данный вопрос очень сложный и многообразный. Я бы сформулировал и сам вопрос, и ответ на него немного по-другому. Человеческая мысль (не только церковная, но и светская) неоднократно поднимала вопросы истории и делала это задолго до Церкви. В философии даже существует направление историософии (философии истории). Но церковная мысль серьезно поднимает этот вопрос в конце II – начале III века. Это было связано с определенными событиями. Церковная мысль рассматривает вопрос Священной истории под определенным углом зрения: отцы и учители Церкви задумываются о том, как Священная история связана с жизнью Святой Троицы. И этот вопрос является отправной точкой для размышлений о Священной истории в церковном ключе.
– Но жизнь Бога, Святой Троицы, протекает вне времени. Как мы можем говорить о соотношении истории с Богом?
– Безусловно, это так. Но святые отцы, размышляя о Святой Троице и Ее жизни, которая действительно протекает вне времени, таинственна и недоступна для нас (хотя она все-таки в какой-то мере доступна и необходима для познания человеком), говорили о некоторых закономерностях внутри Троичной Жизни, которые хотя и внеисторичны, но являются прообразами того, что простирается в историю.
Не буду пытаться дать свод богословия на данную тему, но приведу пример. Есть такое понятие, как образ откровения и образ действия Святой Троицы. Действие у всех Лиц Святой Троицы едино, но при этом каждое из Божественных Лиц участвует в этом действии особым образом. Это участие отражается в Священной истории. Мы знаем, что Ветхий Завет – время, когда действовали все три Лица Святой Троицы (Отец, Сын и Святой Дух), но особое значение имел образ действия Отца. Когда воплощается Христос Спаситель, Сын Божий, наступает тот период, который некоторые учители Церкви называли «эпохой Сына». Это особая полнота образа действий Сына. А потом, с рождением Церкви, мы видим особую полноту образа действий Святого Духа.
Другой пример: Бог Отец является Источником бытия и Сына, и Святого Духа. Для нас «отечество» Отца является некоторым первообразом того, что происходит в Церкви, потому что в Церкви Христовой для нас является Отцом и Главой Церкви уже Христос Спаситель, от Которого, соответственно, по вехам истории передается «отечество» и «сыновство» через апостолов, святых.
В истории бывали случаи, когда даже святые и учители Церкви, пытаясь глубоко проникнуть в данную тему, опережали свое время и тонули в своих умозаключениях, как было с Тертуллианом и блаженным Августином. Такая опасность существует.
– Когда мы обращаемся к истории Ветхого Завета, то видим ряд теофаний (Богоявлений) и говорим о том, что в основном в этом участвовал Бог Отец. Но совсем недавно мы вспоминали эпизод из жизни пророка Моисея, Неопалимую купину. Это чудесное явление – буквальное событие или нечто иносказательное? При этом действовали ангельские силы или Сам Бог Отец? Каким образом это происходило?
– Действовали и Отец, и Сын, и Святой Дух. Но образ действия Сына и Святого Духа в Ветхом Завете еще не достиг своей развернутости, потому что Божественные действия – не то, что пребывает внутри Бога, а это выход Бога к миру. Соответственно, образ действия, личностная характеристика тоже имеют отношение к этому выходу Бога к миру в той или иной конкретной ипостаси.
Приведу пример: Христос Спаситель, Сын Божий, воплотился, совершил Свой подвиг, умер и воскрес. Он передал человеку всецелую Божию благодать. Это не означает, что всецелая Божия благодать не была явлена человеку до этого момента. Но это означает, что она не была явлена в полноте именно образом действия Сына. Но эта же благодать, всецело явленная человеку, еще не была вселена внутрь человека. Можно было стоять рядом с Христом Спасителем, как стояли фарисеи и книжники, и при этом, изливаясь на них, благодать их не касалась. Иуда причастился, но при этом благодать его не коснулась. Она прошла сквозь него. Образ действия Святого Духа вселяет благодать уже внутрь человека. Это тоже происходит постепенно, но тем не менее происходит.
– Если мы говорим о том, что Священная история имеет этапы и у каждого из них свое завершение, каково завершение того этапа Священной истории, на котором находимся мы?
– Прежде чем ответить на этот вопрос, я расскажу о той Священной истории, которая является для нас образцом, парадигмой нашего христианского бытия – как конкретного человека, так и Церкви: Священной истории Ветхого и Нового Заветов. Благодаря концу мира, который когда-то последует, мы поднимаем этот вопрос в глобальном масштабе. Это приход Церкви к своему земному пределу. Прежде чем этот процесс совершится, он протекает, модулируется в отдельно взятом человеке как в Церкви. Но до этого данный процесс некогда уже совершился в своих первообразах: Священной истории Ветхого и Нового Заветов. Эти истории совершенно различны, но они являются первообразами того, что сейчас протекает в нас, в глобальном плане – в Церкви, чем закончится ее земное бытие, бытие мира. Ты согласен, что мы можем называть человека Церковью?
– Смотря как трактовать слово «Церковь». «Человек Церкви» – да, но я не уверен, что формулировка «Церковь» верна, если мы говорим о человеке.
– Мы говорим о Церкви как о Единой Церкви Христовой, Поместной Церкви, общине, домашней церкви – семье. Но, как ни странно, мы можем говорить как о Церкви даже об отдельно взятом человеке. Основанием для этого являются в том числе слова святых отцов. Например, святой Иустин (Попович) говорит о Христе Спасителе: «Мы можем называть Христа не только Главою и Телом Церкви, но и Церковью». Продолжая его мысль, мы можем сказать, что можно называть Церковью отдельного человека – не в том смысле, что человек является неким собранием вне Церкви Христовой, но в том смысле, что он является ее частицей и в каком-то микромасштабе (хотя это не такой уж и микромасштаб) отображает в себе те процессы, которые протекают в Церкви. Внутри себя человек тоже есть некоторое собрание сил, которые разорваны грехом. Это тоже отображает то, что происходит в Церкви.
Каждая из историй Ветхого и Нового Заветов имеет начало и конец, определенные этапы, ступени. Откуда впервые возникает образ лествицы?
– Из Ветхого Завета.
– Совершенно верно: лествица Иакова – образ, который святые отцы единогласно применяют к Пресвятой Богородице. Одновременно с этим мы можем сказать, что эта лествица является образом Священной истории Ветхого Завета, образом всех праведников, ряд которых заканчивается Пресвятой Богородицей, образом человечества, идущего к Богу, внутри отдельного человека. Пресвятая Богородица действительно являет Собой собранность некогда разрозненных внутриприродных сил человека, которая позволила воплотиться Христу, тем самым поставив окончательную печать на восстановлении человеческой природы, освятив и обожив ее. Через нить Ветхого Завета, череду праведников, часто непростые отношения с Богом человек приходит к этой собранности. Мы называем Богородицу Всесвятой. Она отдает Богу всю Себя, а Господь принимает отданное Ему человечество и освящает, обоживает его в Самом Себе и отдает его уже совершенным. Это процесс истории Ветхого Завета.
С другой стороны, мы имеем Священную историю Нового Завета. Это история Самого Христа. В этой истории тоже есть начало и конец, ступени (или этапы), как в Ветхом Завете. Но в чем заключается принципиальное отличие истории Нового Завета от истории Ветхого Завета?
– Мне кажется, в Ветхом Завете было еще неясно, куда идти, а в Новом Завете мы имеем совершенно четкий вектор.
– Можно сказать и так. История Ветхого Завета – история восхождения человека к Богу, что дало возможность Боговоплощения. А история Нового Завета, история Христа Спасителя – не история восхождения. Наоборот, святые отцы употребляют другое выражение: «кенозис» – «нисхождение». Христос не восходит к Богу, потому что Он всегда Бог и являет Собой обоженное и всесовершенное человечество, хотя и принимает на Себя последствия грехопадения, непорочную страстность. Но эта непорочная страстность не колеблет совершенства человечества. Господь проходит через все этапы, от начала к концу: если говорить об общественном служении – от крещения к смерти и воскресению. Святые отцы, впоследствии рассуждая о Священной истории (Ветхого или Нового Завета, человека как Церкви, Церкви), в глобальном плане выделяли три ее этапа. Конечно, обычно они говорили о человеке, потому что он важен для них, важно спасение конкретного человека. Эти три этапа в аскетическом богословии звучат как практика (делание), созерцание (единение) и обожение (богообщение). Если говорить проще – дела, слова и жертва. То же самое в таинственной жизни, сакраментологическом ключе. Дела начинаются с веры. Дух человека осеняется верой, а под действием духа начинает трудиться его природа. И в итоге через внутреннее единение и созерцание он приходит к обожению, богообщению. Во Христе Спасителе, в Его Священной истории Нового Завета мы видим те же три ступени (не всегда четко, но они прослеживаются в последовательности Писания). Христос Спаситель совершает добрые дела, то, что Он Сам подает нам в виде заповедей, потом учит и совершает Жертву. Это ступени Божественного кенозиса, нисхождения Бога к человеку от дел к Жертве.
Как бы мы ни смотрели на это, с аскетической или сакраментологической стороны (можно рассмотреть разные аспекты Священной истории), если мы возьмем отдельного человека и его маленькую священную историю, из всех маленьких историй конкретных людей складывается Священная история Церкви. В отдельном человеке отображаются две священные парадигмы, два глобальных первообраза: с одной стороны, в своей священной истории (своих личных отношениях с Богом) человек будто проживает историю Ветхого Завета (яркий пример – Великий канон преподобного Андрея Критского). Все, что во мне совершается – и благое, и недостойное, когда-то уже совершалось в той Священной истории. Эти образы уже стали достоянием вечности. Таково восхождение к Богу каждого отдельного человека. А с другой стороны, принципиальное отличие Церкви от того, что было до Христа, в том, что мы спасаемся коллективно, соборно. Отдельно человек не спасается и спастись не может. Ветхий Завет нам это показывает. Наша соборность (экклесия) возможна только во Христе. То, что в Ветхом Завете происходит в отдельном человеке, и то, что происходит в нас, собирание внутренней природы, которое заканчивается в Пресвятой Богородице, не полдела, но это только какой-то один аспект того, что замыслил Бог для человека. Потому что полноту этому экклезиологическом у собиранию придает собирание в одно целое конкретных людей, членов Церкви, как ипостасей, личностей. То, что совершилось в Пресвятой Богородице и о чем говорится в Ветхом Завете, сейчас происходит не только внутри отдельно взятого человека, но и во Всецелой Церкви.
Есть очень знаменитый экклезиологический образ, который впервые употребляется в Дидахе (это первый Катехизис конца I века), а затем повторяется некоторыми святыми отцами. Он является частью древнейшей евхаристической молитвы. Процитирую близко к тексту: «Как хлеб сей (имеется в виду евхаристическая просфора, из которой на проскомидии изымается Агнец и которая потом преложится в Тело Христово) был собран со всех концов земли (привезли разное зерно: из Австралии, Америки, Украины и так далее), так и Церковь Твоя (обращение к Богу) соберется в Твое Царствие». Этот образ имеет несколько плоскостей видения одновременно. С одной стороны, речь идет о евхаристической просфоре, с другой – о Пресвятой Богородице, образом Которой является эта просфора, из Которой рождается Христос (изымается Агнец) и Которая собрала в Себе всю природу. А с третьей стороны, это христологический образ, потому что здесь говорится о членах Церкви, которые собираются воедино, что и фиксирует литургия оглашенных, чтобы преложиться в Тело Христово. Показывается единство взаимопроникновения двух историй, двух планов: Ветхого и Нового Заветов, которые являются для нас парадигмами. Они остаются первообразами, но являются и реальностью, которая входит в нашу жизнь. Человек восходит к Богу, как восходило ветхозаветное человечество. Когда мы совершаем добрые дела, исправляем свою природу, мы уподобляемся тем ветхозаветным праведникам и пророкам, которые ожидали пришествия Христова. Но Церковь – это то, что больше Нового Завета. И в делании, жизни, служении каждого члена Церкви, в его отношениях с Богом присутствует момент подобия, подражания Христу, ветхозаветным праведникам, Пресвятой Богородице. Как подобные Ему и Церкви мы соборно спасаемся. Мы не просто являем собой единение внутри себя, но являем экклезиологическое единение друг с другом. И в этом смысле каждый из нас, членов Церкви, как-то отражает в себе первообраз Христов, первообраз служения другому человеку, а может быть, немного и Божественный кенозис Христа Спасителя. Мы и восходим к Богу, и живем в событии с Ним, подражая Ему. Эти два разнонаправленных процесса сосуществуют в человеке, члене Церкви, в его конкретной маленькой священной истории.
– Вернемся к вопросу о том этапе, на котором мы находимся сейчас. Если история отдельно взятого человека может закончиться по-разному, значит по-разному может закончиться и история мира?
– Да, совершенно верно. Есть определенные закономерности, внутренняя логика взаимоотношений Бога и человека. Мы не углубляемся в эту тему, потому что о ней можно говорить пятнадцать часов. Скажем об этом в общих чертах. Есть внутренние закономерности служения Христова и священной истории отдельного человека, которая отражает в себе и ветхозаветную, и новозаветную истории. Но маленькая священная история отдельного человека является образом, моделью Священной истории Всецелой Церкви. Преподобный Викентий Леринский, святой отец V века, приводит в качестве примера замечательный образ, который я очень люблю и который многие знают: образ Церкви как человека. Он состоит в следующем: человек рождается, постепенно вызревает, все его органы растут, но остаются теми же самыми, но при этом человек проходит разные этапы своего исторического бытия, которые движутся от начала к концу. То же самое происходит и с Церковью. Есть много экклезиологических образов Церкви: например, образ горчичного семени. Маленькое семечко – это Христос. Оно микроскопическое, но содержит в себе все. Потому что Христос Спаситель по природе и есть Всецелая Церковь. В ипостасном смысле нет, но по природе – да. Это природа обоженного человека. При этом Христос говорит Своим ученикам: «Вы будете совершать дела большие, чем совершил Я». Парадокс: как можно совершить большие дела, чем совершил Христос? Можно, но нужно это правильно понимать.
Видоизменим образ горчичного семени на образ соснового семени. Он более нагляден для нашего северного человека. Не знаю, растет у нас горчица или нет, это редкость, а сосны растут. Из соснового дерева можно построить дом, сруб, а из семечек невозможно. Но зато сосны бесполезно закапывать в землю, чтобы из них что-то выросло. Семечки и бревна будут действовать по-разному, но деревья, из которых получаются бревна, вырастают из семечек. Кстати, дом – тоже экклезиологический образ. Образ града, храма, дома, башни очень известен. Начиная с Иоанна Богослова к нему обращались многие святые отцы. Церковь, простираясь в историю, растет и, в сущности (человеческой обожженной сущности, какой ее замыслил Бог и какой она целиком заключена в Иисусе Христе и выражена в Новом Завете) оставаясь тем же самым, наполняется каким-то новым соборно-ипостасным содержанием. Она не просто растет: мы можем наблюдать, что Церковь в своей истории тоже проходит какие-то закономерные этапы своего бытия. Можно сказать, что она, как и человек, призвана отразить и отражает в себе путь Христов и путь Ветхозаветной Церкви, потому что Церковь – бесконечное, перманентное восхождение человечества к Богу. Древняя книга апостольского мужа Ерма «Пастырь» наглядно это показывает. Церковь является в образе старицы, потом молодеет – и в конце концов становится очень молодой. Но сквозь историю Церкви простирается и Божественный кенозис Христа Спасителя. Без этого она не была бы Церковью. Это две неотъемлемые друг от друга части, две грани одного целого. Церковь движется от эпохи своего младенчества, начиная с каких-то дел и расширяясь в истории сквозь времена более глубокого осмысления этих дел (это отражается на многом в жизни Церкви: и на практике церковной жизни в том числе), она постепенно приближается ко времени своей зрелости (не старости), когда искушения мира, окружающего Церковь, множатся как снежный ком и мир начинает отходить от нее. Эпоха 1000-летнего Царства Христова на земле в смысле видимого доминирования Церкви заканчивается, хотя Царство Христово никогда не иссякает. Церковь, внутри оставаясь единым целым, начинает видимым образом умаляться. Церковь – единственная цельность, которая есть в мире, и она обнимает данной цельностью все. Но в видимом плане с течением времени Церковь все более и более умаляется, что свидетельствует об эпохе ее зрелости и приближении к той точке, когда Жертва Церкви призвана достигнуть своего предела и окончиться вечностью. Мы говорим о глобальных вехах истории.
Я преподаю патрологию в духовной академии. Сейчас должна выйти наша первая книга по патрологии, первый том. Предполагается выпустить еще два тома. Эти тома разбиты по такому принципу: эпоха Древней Церкви («младенчество» Церкви), эпоха Вселенских Соборов и эпоха утраченной Ойкумены, особой жертвенности Церкви, ее зрелости. Каждая из этих эпох принципиально отличается от другой, причем Церковь всегда одна и та же. Так же и человек: всегда один и тот же, но неодинаков на разных этапах своей жизни. Малая священная история отдельного человека всегда одна и та же, так как это история одного человека, но она проходит определенные этапы (как говорили святые отцы: делание, созерцание, обожение). Это осуществляется перманентно, но все-таки мы можем говорить и о дискретных этапах.
С момента совершения подвига Христом Спасителем дьявольское дело было подрублено под корень. Он ослабел, был связан Христовым подвигом, потерял силу воздействия на человека. Но парадокс состоит в том (как это часто бывает в вещах, касающихся богословия), что дьявол приобрел и новую мифическую «силу», потому что, как сказал Тертуллиан, «дьявол есть обезьяна Бога». Он ничего не придумывает сам, а паразитирует в своей деятельности на чем-то Божественном. Возникновение Церкви и ее историческое вызревание и движение к Богу для него является образцом созидания теневой стороны бытия, образцом того, как разворачивать тайное беззаконие, что когда-то закончится приходом антихриста. С течением истории между Церковью и миром нарастает напряженность. С одной стороны, Церковь взаимодействует с миром, всегда пытается привлечь его к себе, вобрать в себя. С другой – мир (не как космос, а как силы, противящиеся Церкви) наращивает свою «мощь». Это две грани исторического процесса в целом: Священная история и ее тень. Но сама Священная история Церкви движется и развивается в неком отношении с этой теневой стороной. Не случайно мы говорим о Божественном кенозисе. Христос Спаситель совершил Свою Жертву, умер и воскрес не потому, что Ему это было приятно или хотелось это сделать (не в смысле следования воле Божией, а в смысле органического действия всех сил человеческой природы), смерть для Него была чем-то принципиально чужеродным. Но мир действовал так, что в отношениях с ним Жертва Христова была необходима, ее невозможно было избежать. То же самое отображается в жизни Церкви, те же самые процессы. Я не пытаюсь провести какие-то жесткие параллели – скорее, хочу показать какие-то опорные точки, закономерности, которые стоят за историческими процессами и каждой священной историей в отдельности.
– Возникает масса вопросов относительно того, как все это применять в своей жизни практически. Возможно, нужно выполнять какие-то духовные упражнения?
– Невозможно все применить на практике. То, о чем мы сейчас говорили, – область богословия. В жизни человека богословие начинает действовать с его вхождением в Церковь. Человек исповедует Символ веры – значит богословие вошло в его жизнь. Этот образ еще не раскрылся в некую полноту, но он есть. И благодаря ему, Символу веры, «суперсжатому богословию», человек способен быть христианином. В нем заключен образ Христов. Далее, через жизнь человека в Церкви, исполнение заповедей, он оказывается способен прийти к созерцательному единению с другими членами Церкви, а через это – к Христу, уже не как к образу, а как к той Полноте, которая пронзит все его существо.
Ведущий: диакон Михаил Кудрявцев
Расшифровка: Арсения Волкова
