Беседы с батюшкой. Экуменизм. Выпуск 19 октября 2017 г.

Передача на ТВ "Союз" Беседы с батюшкой. Экуменизм. Эфир от 19 октября 2017 года.

В петербургской студии нашего телеканала на вопросы об экуменизме отвечает кандидат богословия, преподаватель кафедры богословия Санкт-Петербургской православной духовной академии, клирик храма Рождества святого Иоанна Предтечи в деревне Юкки священник Михаил Легеев.

– Наша сегодняшняя тема – «Экуменизм». Наверное, всегда нужно сначала разобраться в понятиях. Когда мы говорим об экуменизме, то, наверное, нужно обозначить, что такое «экумена».

– Слово «экумена» – это древнегреческое слово и буквально переводится как «обитаемая вселенная». В древнем античном римском мире под экуменой понимался, собственно говоря, сам этот римский мир, можно сказать, ядро нашего человеческого мира.

– Хотя это ядро не было всеобъемлющим.

– Да, не было всеобъемлющим, но все-таки это ядро, основная часть, можно сказать. В любом случае в этом термине заключен акцент некоей полноты, вселенскости. Прилагательное «экуменичный», производное от слова «экуменизм», переводится на русский язык буквально как «вселенский», то есть это обитаемая вселенная. Не космическая, а вселенная нашего земного мира. Мы не берем в расчет пингвинов в Антарктиде, какую-то совсем периферию, образно выражаясь.

– Вы обозначили смысловой контекст этого слова, а теперь становится совсем непонятно, каким же образом это смысловое значение связано с экуменизмом в современном понимании?

– Прежде всего, наверное, нужно сказать о том, что вообще слово «экуменизм» – это  новое слово, которое появилось фактически в XX веке, и под ним понимаются разные вещи. Вообще мало можно найти в церковной среде какие-то понятия или явления, на которые мы бы встретили столь разнородные оценки, как в отношении экуменизма или слова «экуменизм». Спектр оценок простирается от крайне негативных до положительных и даже восторженных. И вот это представляет наибольший интерес – почему так.

– Но мы говорим о современном понимании, которое живет в умах людей, но «умов» тоже много. Наверное, давайте по полочкам разложим.

– Хорошо. Если раскладывать по полочкам, то можно сказать отдельно о том, что такое общемировое экуменическое движение, что такое конкретные экуменические организации, что такое православный экуменизм (тоже есть такое понятие). И это разные вещи. И насколько это понятие правильно, насколько оно выражает точно характер стоящего за ним явления – обо всем этом отдельно можно поговорить.

– Наверное, больше всего режет слух именно словосочетание «православный экуменизм». То есть может ли он быть православным? Стоит ли нам начинать именно с православного?..

– Наверное, нет.

– С какой стороны начнем?

– Может быть, несколько слов об истории и о том, почему вообще возникает экуменизм как явление и что это такое именно в общемировом масштабе? Маленькое предисловие к этому. Церковь живет и развивается в истории. И, проходя определенные исторические периоды, и в самой себе, и в отношениях с внешним миром Церковь меняется. Но Церковь неизменно остается неким стержнем и смыслом нашей истории. Возникнув при сошествии Святого Духа на апостолов, Церковь оказывается перед лицом, можно сказать, совершенно враждебного ей языческого мира, который ее ненавидит, но который, как это ни парадоксально, по слову самих святых отцов (апологетов, отцов II века), идет ко Христу. Можно сказать, вот эта мировая экумена, так называемая полнота Римской империи, большая часть этого окружающего языческого мира, ненавидит Церковь и одновременно идет ко Христу, сама того не зная.

И к IV веку усилиями Церкви, ее проповедью, кровью ее мучеников этот мир, эта экумена приходит ко Христу, вливается в Церковь. И уже сама Церковь Христова становится этим вселенским экуменическим ядром этого мира. Можно сказать, что Церковь видимым образом доминирует в мире, это очевидно для всех. Возникают ереси, расколы на периферии церковного бытия. Даже, подобно неким вирусам или бактериям, они лихорадят периодически Церковь, как это было с арианством, монофизитством. Период этих лихорадок занимает целые века, но все равно всякий раз Церковь оправляется от этих «болезней», отсекает чужеродные члены и остается этим экуменическим ядром и доминантой мира очевидным образом.

– И Соборы, которые проходили, тоже...

– Соборы – это отдельная тема. В Церкви всегда созывались Соборы (начиная с апостольского Собора еще во времена апостолов). Жизнь Церкви немыслима без Соборов и до сего дня. И именно в это время, начиная с IV века, в период вселенского доминирования Церкви в мире, созываются так называемые Вселенские (а по-гречески – экуменические) Соборы, которых мы насчитываем семь.

Одновременно с этим мы наблюдаем определенную динамику отношений Церкви с этим внешним миром. Еще до периода экуменического вселенского доминирования возникают первые ереси, какие-то расколы. Сначала они совсем малозаметны, отдельные члены отторгаются от Церкви, потом возникают какие-то небольшие группы (гностики, евиониты), потом они начинают все больше беспокоить Церковь. Святые отцы начинают писать целые труды, посвященные им во II веке; в III веке начинают собираться целые Соборы, еще пока Поместные, для решения вопросов, связанных с этими ересями и расколами.

А с IV века начинают собираться Вселенские (экуменические) Соборы, вся Церковь собирается вместе в своих представителях, епископах, чтобы утвердить православную веру. И такое положение дел этого вселенского, или экуменического, доминирования Церкви в мире, очевидного для всех, начинается в IV веке и продолжается вплоть до IX и X, даже до XI века, несмотря на то, что целые территории, большие части (как монофизитство, монофелитство) откалываются от Церкви.

Сначала арианство в V веке как некая болезнь вселенского же масштаба беспокоит Церковь, но масштаб этого сопротивления, антипредания со стороны мира растет, и потом уже какие-то крупные куски откалываются от Церкви, но Церковь все равно сохраняет свое экуменическое доминирование. Но в XI веке мы видим такую картину, что Церковь раскалывается видимым образом на две равновеликие части, Церковь сохраняет всю свою полноту и всю свою кафоличность как неотъемлемое свойство, но с этого времени утрачивает, и уже безвозвратно, свою экуменичность, или вселенскость. А святые отцы и богословы Церкви неизменно подчеркивали различие этих понятий: кафоличность как неотъемлемое свойство церковного бытия, целостность, полнота; и экуменичность как видимое доминирование.

Начиная с XI века Церковь видимым образом уже не доминирует в мире, сохраняя вот эту духовную целостность и доминанту неизменной. И как бы ни был велик мир и как бы ни была мала Церковь, она всегда будет целой, а все остальное будет осколками этой целостности. Таким образом, вот эта вселенскость, или экуменичность, утрачивается, начинается новый период – период утраченной экумены в жизни Церкви и мира.

И далее, с течением веков, Церковь все больше и больше шествует путем своего кенозиса, уподобляясь Самому Христу Спасителю, своего умаления на пределах фактически отступающего от нее мира. Все более и более начинает дробиться внецерковное христианство и вообще наращивается процесс апостасии, мир отходит вообще от Христа, а не только от Церкви и христианства. И этот процесс с определенной точки уже развивается подобно снежному кому. Особенно очевидно это становится в XIX веке, когда количество внецерковных конфессий достигает огромной величины.

– Внецерковных – имеется в виду неправославных…

– Да, конечно, это априори можно и не озвучивать. А число людей, как минимум равнодушных ко Христу, а то и отрицательно настроенных, зашкаливает уже за миллиарды. И вот эта ситуация, сложившаяся в XIX веке, и в самом внецерковном христианстве, и прежде всего в протестантских конфессиях, где и происходило это дробление, почкование, начинает очевидно осознаваться как духовно ненормальная. Она же действительно ненормальна, и протестантизм начинает это осознавать.

На этой почве, в рамках самого протестантизма как собирательного явления (понятно, что там много конфессий), и зарождаются идеи, которые потом будут наименованы экуменистическими. То есть зарождается идея экуменизма как движения, как именно организованного движения, целью которого полагается объединение разрозненного христианства в одно. Можно представлять эту идею как поиск утраченной Церкви и каким-то другим образом. Вот эти причины послужили основанием для зарождения самого движения в среде протестантизма.

– То есть, так сказать, в совершенно чуждой для нас среде?

– Да. Эти процессы происходили в XIX веке. В первой же половине XX века, собственно говоря, на почве этих идей и начинает уже практически формироваться организованное экуменическое движение. Этот процесс, в общем и целом, заканчивается примерно к середине XX века с возникновением ряда экуменических организаций или таких площадок. Прежде всего это ВСЦ – Всемирный Совет Церквей и ряд других, где эти разные конфессии могли бы встречаться и обсуждать какие-то вопросы, которые, по их мнению, приближали бы их к этому искомому единству, которого у них нет. Пока я еще не касался вопроса участия Православной Церкви в этом движении и отношения к нему, это пока введение.

– То есть пока что мы говорим по большому счету о вещах, чужеродных православию.

– Нет ничего в мире, что Церкви было бы чужеродно в плане внимания, но понятно, что это все происходило вне Церкви. И раз уж я начал об этом говорить, чтобы немножко подытожить такую подтему, можно сказать о том, какие идеи изначально циркулировали в этом протестантском экуменическом движении. Это идеи, теории или даже концепции, экклезиологически относящиеся к пониманию того, что есть Церковь, где она и как возможно достижение этого единства. Самая известная из концепций именуется теорией ветвей. Смысл простой: идея такова, что все христианские конфессии и так составляют и всегда составляли единую Церковь Христову, но в силу наших человеческих несовершенств мы это просто не видим; надо очистить свое зрение и увидеть то, что есть на самом деле, что мы и так есть одна Церковь.

– В кавычках на самом деле.

– Конечно.

– Я делаю ремарки для тех, кто, может быть, не с самого начала к нам присоединился...

– …кто за чистую монету примет слова... Конечно, совершенно правильно. Это взгляд со стороны теории ветвей. И существует другой, в чем-то противоположный, хотя и сходный с теорией ветвей. Можно назвать его теорией восстановления. Суть в следующем: если теория ветвей говорила о том, что Церковь и так есть единая, только надо это увидеть, то теория восстановления говорит о том, что все христианские конфессии согрешили самим фактом отпадения друг от друга; надо осознать эти грехи, объединиться – тогда-то Церковь вновь обретет свое бытие, а сейчас ее и нет в полноценном виде...

– ...считают они.

– Да. Для непонимающих. (Смеется.) Отец Григорий Григорьев рассказывал такой случай: где-то он выступал и сказал в контексте своей речи (уж не знаю к чему), что человеку надо хотя бы раз в полгода ходить в баню. Он не имел в виду, что надо раз в полгода ходить в баню, но потом к нему подходили люди и спрашивали: «Вы действительно считаете, что надо только раз в полгода ходить в баню?» Смешно. Вот поэтому действительно правильно уточнять какие-то вещи, для нас, может быть, очевидные, но кто-то, может быть, заподозрит нас в какой-то неадекватности, не услышав какие-то слова.

Далее, теория восстановления. Потом можно сказать о теории синкретической Церкви, в чем-то она родственная теория восстановления. Идея такова, что разные христианские конфессии имеют что-то ценное само по себе, уникальное. Как в мире: Бог сотворил мир, и все животные разные; по сравнению с человеком они как бы более примитивны, но каждое имеет некую ценность. Также имеет некую ценность и каждая христианская конфессия, надо их все объединить друг с другом, синкретизировать и создать единую всецерковь. И это будет подлинная Церковь в самом высоком смысле этого слова. Это еще одна ложная теория в рамках протестантского мышления.

Напоследок можно еще об одной теории сказать – так называемой теории интеркомьюниона. Это английское слово, переводится буквально как «межобщение»; не общение, а межобщение. Что это значит? Идея у протестантов, сторонников этой теории, такая: христианские разделения явились следствием недостатка любви, и не нужно всем конфессиям стараться прийти к единству веры, а надо начать вместе участвовать в таинствах, причащаться, начать межконфессиональное общение в Евхаристии...

– Опять в кавычках «таинства»...

– Да, естественно, ложная идея. И тогда остальные разделения, включая догматические, уйдут сами собой. Тут тоже очевидно переворачивание с ног на голову реалий жизни, потому что в реальности сначала вера – потом знания, сначала вера – потом любовь, сперва крещение, покаяние – потом Евхаристия. И так далее. Это что касается таких  теорий.

Теперь, может быть, несколько слов о том, как Православная Церковь на протяжении всего этого времени воспринимала эти экуменические организации и что такое так называемый православный экуменизм?

– «Всего этого времени» – имеется в виду с XIX века.

– С XX века, с 20-х, с 50-х годов. Разные Поместные Православные Церкви с разного времени стали реагировать на это явление. Константинопольский Патриархат с 1920 года, даже еще и раньше, наша Русская Православная Церковь – с середины XX века. Начнем с того, что само понятие «православный экуменизм» принадлежит, в общем-то, XX веку. Мое мнение такое (я на нем не настаиваю), что время самого этого понятия прошло; сейчас скажу почему.

Что, во-первых, понимается под православным экуменизмом? Православной Церкви ничто не чуждо в нашем мире в том смысле, что Церковь все стремится сделать собою. Нет уголка на земном шаре, где бы Церковь не проповедовала о себе, и нет уголка в человеческой душе, где Церковь тоже не проповедовала бы о себе. Также нет никакого уголка во времени человеческой жизни, когда Церковь не проповедовала бы о себе… Очень многие вещи, реалии нашей современной жизни Церковь использует для этой проповеди, для миссии: телевизор, компьютер, все окружающее, когда могут происходить какие-то совершенно непотребные события, а могут и святые. Полем для проповеди, для миссии Церковь и полагает сами организации, возникшие в рамках этого экуменического процесса. Не идею, а сами организации, площадки. Прежде всего  Всемирный Совет Церквей и другие. Церковь ставит собственные задачи, взаимодействуя с протестантскими конфессиями, с экуменическим движением в целом, и они радикально отличаются от этой общеэкуменической протестантской идеи. Там – стремление возродить утраченную экумену, здесь – миссия Церкви, чтобы, как говорит апостол Павел, обратить хотя бы некоторых, всех, кто захочет, привлечь к себе.

– В принципе, насколько я помню, в какой-то момент времени с англиканской Церковью были даже такие подвижки...

– Еще в XIX веке. И это ни к чему не привело. Но могло бы и привести. В любом случае итоги этого взаимодействия: на почве вот этой мысли о миссии Церкви (это совсем другая идея, чисто церковная) начиная с середины XX века Поместные Православные Церкви включаются в участие в этих организациях, но ставят собственные цели. Итоги этого процесса (промежуточные) к концу XX века, к нынешнему времени таковы: возможны какие-то локальные результаты. Действительно, на протяжении этого времени некоторые даже крупные инославные богословы перешли в православие; и в любом случае Церковь свидетельствует о себе.

Можно даже такую аналогию провести: Организация Объединенных Наций – площадка для взаимодействия России с другими государствами; Россия там отстаивает свои интересы. Так и здесь. Но не просто Церковь отстаивает свои интересы, ее интересы глобальные в самом хорошем смысле этого слова: Церковь стремится, чтобы все стало ею. Но человек свободен, если он не хочет, заставить его невозможно. И Церковь в качестве площадки для проповеди использует эти организации.

И те люди со стороны Православной Церкви (архиереи, священники), которые в течение этих десятилетий там присутствовали, участвовали в этом процессе, неизменно свидетельствовали, что это участие не просто даже требует усилий. Как сказал в одном из своих слов митрополит Никодим (Ротов), известный православный миссионер, уже  покойный, это присутствие является свидетельством кенозиса Церкви, умаления Церкви перед миром. Точно так же, как Христос умалил Себя перед миром, свидетельствуя о Самом Себе среди фарисеев и учеников Своих и толпы народа – среди всех. Как мне кажется, это очень глубокая мысль по поводу кенозиса Церкви в данном контексте. Прошедшие годы показывают, что Церкви становится только труднее и труднее присутствовать в этих организациях и свидетельствовать о себе.

– Потому что нравственный уровень там все ниже...

– Не просто нравственный уровень ниже, это не только нравственности касается. Именно потому труднее и труднее, что здесь две разные цели, совершенно автономные друг от друга: у протестантского экуменического движения как такового и у Православной Церкви. Они взаимодействуют, общаются, какие-то диалоги ведут, и в чем-то есть польза от этого, но цели остаются разными. Это две параллельные дороги, несмотря на диалог. Это диалог и миссия Церкви – свидетельство о себе, но это не общее дело. С моей точки зрения, это принципиальный момент: это не общее дело, как ни странно звучат эти слова.

Как и часто бывает в нашей жизни на самых разных уровнях. Мы пытаемся, скажем так, с кем-то взаимодействовать, отстаивать свои интересы, но не всегда это является общим делом. Или, как говорили те же апологеты, большая разница между словом и делом, между именем и реальностью. Говорить о том, что мы стремимся обрести Церковь и иметь реальную Церковь ориентиром для своего пути, – две разные вещи. Идея и реальность – это две разные вещи, между которыми большое расстояние, а иногда и труднопроходимая пропасть.

Возвращаемся к тому, что мы назвали православным экуменизмом. Не мы даже назвали, просто это понятие, которое встречается особенно часто в XX веке. И сейчас его иногда можно услышать из уст каких-то представителей Православной Церкви. Под этим подразумевается миссия, но, как и очень многое другое в XX веке именно в богословской сфере, это понятие все-таки несколько неустойчиво, потому что тут происходит некоторое смешение. И это называется экуменизмом, и это, как луковица и лук, из которого стреляют, – плохая аналогия, но тем не менее... Разные вещи называются одним словом, не совсем от этого порядок. Но важно понимать, что стоит за словом, не относиться к слову как к какому-то фетишу, а понимать явление, которое стоит за словом.

– У нас звонок от телезрительницы. Связь плохая, но, насколько я понимаю, вопрос был о старообрядчестве, потому что это ведь тоже фактически раскол.

– Но к экуменизму это прямого отношения не имеет. 

– Да.

– К экуменизму имеет отношение протестантская концепция и общемировое движение, реализованное на этих вот площадках – ВСЦ и других. А с другой стороны, участие Православной Церкви, которая имеет свои интересы.

– В общем-то, только можно сказать, что также с целью миссии в лоне Православной Церкви возникло единоверчество, которое все-таки является православным.

– Но все-таки к экуменизму напрямую это отношения не имеет. И есть еще третий, очень важный момент, помимо этой общеэкуменической идеи и движения и православных интересов при участии в этих экуменистических организациях. Мы знаем, что немного было в истории Церкви спокойных эпох. И вопрос: были ли они вообще? Не одно, так другое, не пятое, так десятое, не гонения, так расколы, не расколы, так ереси. Помимо этого и сама Церковь – как живой организм в каждый новый период своей жизни. При постановке каких-то новых актуальных вопросов (а в данном случае ведь мы рассматриваем экуменизм, который является актуальным вопросом для осмысления Церковью этого явления и отношения к нему) не находилось сразу же, мгновенно простых, точных, идеальных и ясных ответов. Чем сложнее был вопрос, чем сложнее была тема, встающая на пределах истории перед Церковью, тем более деликатный, долгий и сложный был процесс ответа на этот вопрос и разработки этой темы.

Мы это видим на многочисленных примерах, столетиями длились эти обсуждения. И если не брать в расчет что-то совсем неадекватное (ереси и так далее), наш здоровый организм Церкви тоже участвовал в выработке всех этих вещей и ответов на эти вопросы. Участвовал процессами какого-то деликатного обсуждения, иногда недопонимания со стороны разных богословов по отношению друг к другу, святых отцов, Поместных Церквей и так далее, напряженных споров. Не может здесь быть исключением из этого общего правила и явление экуменизма. Не может быть все гладко, просто, идеально, просто даже в подходе к нему.

– Даже в православном ключе, имеется в виду.

– Да, сейчас я уже о православном ключе начал говорить. Все мы знаем, что в прошлом году на острове Крит прошел Собор, за которым закрепилось название Собор Десяти Поместных Православных Церквей. Наша Церковь не стала в нем участвовать, у нас спокойное, взвешенное отношение к нему, и документы Собора до сих пор являются предметом обсуждения, осмысления. И вообще сама ситуация с Собором и с неучастием в нем четырех Православных Поместных Церквей (а это серьезный момент) является предметом осмысления. Это хорошо. Потому что плохо, когда что-то быстро, с кондачка происходит, а когда все чинно и медленно в Церкви – это свидетельство здоровых процессов.

Один из архиереев, участников этого Собора, сказал такие слова об одном из документов Собора, который называется «Отношение Церкви к остальному христианскому миру» (фактически это тема, как раз связанная с экуменизмом, почему я сейчас об этом и вспомнил): «Этот проблемный документ – основная причина неучастия четырех Православных Поместных Церквей в данном Соборе». Интересная тема для размышления. При осмыслении, как я уже сказал, любого значимого богословского вопроса в жизни Церкви разные богословские школы, разные регионы, разные Поместные Церкви, которые формировались в пределах разных менталитетов, просто чисто человеческих, подходили к осмыслению той или иной проблемы с разных сторон. И это хорошо, потому что вот это акцентирование разных сторон помогало им в конце концов выявить полноту понимания и отсечь вещи неверные.

В данном случае, применительно к нашему вопросу, при таком предварительном анализе можно тоже сказать о разных тенденциях в нейтральном смысле среди Поместных Православных Церквей. Кто-то поехал на Собор, а кто-то не поехал. Две группы, хотя все находятся в каноническом общении и взаимной любви друг к другу. Разное понимание, разные акценты, разные точки зрения в каких-то вопросах. В результате дальнейшего процесса должно стать ясным, какой из этих акцентов и насколько верен и какова же, так сказать, истина в данном конкретном вопросе – все-таки в какой-то своей относительной полноте или даже неотносительной.

Так вот, есть такое понятие, которое можно назвать «оптимистической экклезиологией», внутри Православной Церкви. Мы говорили сегодня (в начале нашего разговора) о том, что путь Церкви в истории имеет определенную логику, определенные закономерности. И логика эта повторяет логику пути Христа в Его земном служении (а «логика» вообще происходит от слова «Логос», это имя Христово). И логика эта такова, что после периода вселенского торжества, Вселенских Соборов и так далее, Церковь неуклонно шествует путем своего христоподобного кенозиса. И в этой логике нет места земному «хеппи-энду».

Идея единства христианских конфессий не находит своего основания в Предании Церкви. Совершенно напротив. Мы видим, что в данном документе есть такая фраза: стремление к восстановлению утраченного единства всех христиан. Это маленькая деталь, это не единственная фраза, которую имело бы смысл обсудить в качестве примера. Утраченное единство всех христиан – это миф; оно не утрачено, но по другой причине. Речь не о Церкви, а о христианстве в целом, в том числе внецерковном (протестантизм и так далее: все внецерковные конфессии вне Православной Церкви). Как только начинает жить Церковь с момента сошествия Святого Духа, с первых шагов появляется внецерковное христианство: сразу же какие-то отколы, Анания и Сапфира, какие-то первые гностики, Симон-волхв. Моментально. И этот процесс неизменно нарастает в истории. Невозможно утратить то, чего никогда не существовало, и невозможно восстановить то, что никогда не было утрачено, потому что никогда не существовало.

– Я считаю, на этой фразе мы должны поставить точку, а фразу взять в кавычки и использовать...

– Может быть, ответ и так стал понятен из нашей речи на вопрос о том, почему же так много разнородных оценок этого понятия «экуменизм». Потому что в этом понятии смешиваются самые разные вещи: и экуменическое движение, и организации, и православная миссия, и какие-то неверные оценки в православной среде всех этих событий, и многое другое. Только разделяя все это, в спокойном процессе можно уйти от противоречий.

– Спаси Господи! Вас, как всегда, увлекательно и интересно слушать, но время подошло к концу. Благословите нас на прощание.

– Спаси Господи! Господи, благослови! До свидания, дорогие телезрители. 

Ведущий: дьякон Михаил Кудрявцев

Записала Елена Кузоро