МОСКОВСКИЙ ПАТРИАРХАТ
Урок № 7
Трудно быть пророком! (1826 – 1830 гг.)
Царь Николай I в 1826 году вызывает поэта из Михайловского в Москву – событие и радостное, и тревожное. По дороге он встречается со ссыльным лицейским другом – В. Кюхельбекером. На душе неспокойно, позднее он скажет о причине этого:
Напрасно я бегу к Сионским высотам,
Грех алчный тянется за мною по пятам…
Страсти, это ненасытное брожение чрева, еще не утихли в нем, он чувствует, как они просятся наружу.
После «Пророка» тема поэта погружена в «заботы суетного мира». А ведь стихотворение «Поэт» написано в том же 1826 году, что и «Пророк».
Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон,
В заботах суетного света
Он малодушно погружен;
Молчит его святая лира;
Душа вкушает хладный сон,
И меж детей ничтожных мира,
Быть может, всех ничтожней он.
Осознание своего ничтожества рождает грустные мотивы в его стихах.
Читаются стихотворения:
− «Зимняя дорога» (1827), стр. 397;
− «В еврейской хижине лампада» (1827), стр. 388;
− «Три ключа» (1827), стр. 397;
− «Какая ночь! Мороз трескучий…» (1827), стр. 399.
Последнее стихотворение поражает своей откровенной жестокостью и греховностью. Сквозь ужасы вчерашней казни по ночной Москве мчится опричник – царь Иван Грозный.
…Кромешник удалой.
Спешит: летит он на свиданье,
«Скорей, скорей!..» Но конь ретивый
Вдруг размахнул плетеной гривой
И стал. Во мгле между столпов
На перекладине дубовой
Качался труп…
…борзый конь под плетью бьется,
Храпит, и фыркает, и рвется
Назад.
* * *
А площадь в сумраке ночном
Стоит, полна вчерашней казни…
С костями груды пепла тлеют,
На кольях, скорчась, мертвецы
Оцепенелые чернеют…
…Мой конь лихой!
Чего боишься? Что с тобой?
Не мы ли здесь вчера скакали,
Не мы ли яростно топтали…
…Лихих изменников царя?
Не их ли кровию омыты
Твои булатные копыты?
Несись, лети!..»
Плотская страсть гонит опричника, отодвигая все ужасы убиенных людей, вопреки естеству глушит спящую совесть. Плотское чрево бродит и у поэта: стихотворение «Сводня грустно за столом карты разлагает» (1827), стр. 411. Но все настойчивее пробивается желание смирить плоть.
* * *
Кобылица молодая,
Честь кавказского тавра,
Что ты мчишься, удалая?
И тебе пришла пора;
Не косись пугливым оком,
Ног на воздух не мечи,
В поле гладком и широком
Своенравно не скачи!
Погоди: тебя заставлю
Я смириться подо мной:
В мерный круг твой бег направлю
Укороченной уздой!
(1828), стр. 423
Программным стихотворением этого периода является, безусловно, стихотворение 1828 года «Воспоминание», стр. 420 (читается целиком); оно развивает перед поэтом свой длинный свиток:
* * *
И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,
Но строк печальных не смываю.
На этом обрывается стихотворение, напечатанное в знаменитом трехтомнике поэта, изданном в 1985 году. Но «Воспоминание» имеет свое продолжение:
Я вижу в праздности, в неистовых пирах
В безумстве гибельной свободы,
Я вижу в праздности, в неистовых пирах,
Мои утраченные годы.
Я слышу вновь друзей предательский привет
На играх Вакха и Киприды,
И сердцу вновь наносит хладный свет
Неотразимые обиды…
И нет отрады мне — и тихо предо мной
Встают два призрака младые,
Две тени милые − два данные судьбой
Мне ангела во дни былые.
И оба с крыльями и огненным мечом.
И стерегут... и мстят мне оба.
И оба говорят мне мертвым языком
О тайнах счастия и гроба.
Это стихотворение написано за несколько дней до дня рождения поэта. А в день своего рождения 26 мая (по ст. стилю) 1828 года он выскажет мысли, перечеркивающие не только его жизнь, но и вообще человеческую жизнь, перечеркивающие волю Божию:
* * *
Дар напрасный, дар случайный
Жизнь, зачем ты мне дана?
Иль зачем судьбою тайной
Ты на казнь осуждена?
Кто меня враждебной властью
Из ничтожества воззвал,
Душу мне наполнил страстью,
Ум сомненьем взволновал?
Цели нет передо мною:
Сердце пусто, празден ум,
И томит меня тоскою
Однозвучный жизни шум.
У поэта нет сил нести свою ношу – свой крест. Если за точку отсчета высоты духовного взлета поэта взять стихотворение «Пророк», то оно говорит о глубине духовного падения, и его можно было бы назвать «Анти-пророк». Богоборческое состояние его души можно выразить его же словами, вложенными в уста Сальери в «Маленьких трагедиях»:
Все говорят: нет правды на земле.
Но правды нет — и выше!
Духовный опыт прошедших лет, запечатленный в «Сцене из “Фауста”» (1826), кристаллизуется в понимание, что жизнь без Бога и его Божественной Любви превращается в царство смерти. Так рождается стихотворение «Анчар» (1828), стр. 432 (стихотворение читается целиком).
Духовная жизнь поэта осложняется угрозами жизни мирской:
Снова тучи надо мною
Собралися в тишине;
Рок завистливый бедою
Угрожает снова мне…
Это начало стихотворения «Предчувствие» (1828), стр. 426, которое было написано в связи с делом о распространении стихов из «Андрея Шенье» и допросами о принадлежности А.С. Пушкину «Гаврилиады». Дело 20-х годов по поводу кишиневской поэмы, возводящей хулу на Святого Духа, не было закончено: Пушкин не признался, не раскаялся, этот тяжкий грех не был прощен и преследовал его.
28 мая 1828 года владыка Серафим получает текст «Гаврилиады» и начинает новое расследование. А. С. Пушкин принимает единственно правильное решение во всем признаться и раскаяться. Он пишет письмо царю Николаю I. После долгой и трудной беседы царь закрывает дело и прощает поэта. Дело было кончено 2 октября 1828 года.
Спокойно становится на душе, светлеют и теплеют его стихи: еще дуют холодные ветры, но уже показались ранние цветочки и вылетает первая пчелка… о красной весне поразведать…
И сколько маленьких шедевров выходит из-под пера поэта только за два года:
1828 год
- «Ты и вы» (Анне Олешиной), стр. 421
- «Ее глаза» (А.О. Россет), стр. 423
- «Не пой, красавица, при мне», стр. 424
- «Портрет», стр. 425
- «Город пышный», стр. 421
- «Эпитафия младенцу», стр. 427
1829 год
- «Елизавете Ушаковой», стр. 441
- «Подъезжая под Ижоры», стр. 442
- «Приметы», стр. 443
- «На холмах Грузии», стр. 445
- «Жил на свете рыцарь бедный», стр. 445
- «Дорожные жалобы», стр. 451
- «Зимнее утро», стр. 453
- «Я Вас любил», стр. 454
- «Брожу ли я вдоль улиц шумных», стр. 456
- «Монастырь на Казбеке», стр. 458
- «Зорю бьют», стр. 462
- «Воспоминания о Царском Селе», стр. 469
Перечисленные стихи как точечные родники, из которых, когда они сольются вместе, хлынет животворная неиссякаемая река неумирающей поэзии Пушкина. Ее внутреннее разнообразие – это свидетельство неповторимости жизни, связи поколений, залог вечности и жизни бесконечной. Все это можно увидеть и услышать в стихотворении 1828 года «Цветок».
* * *
Цветок засохший, безуханный,
Забытый в книге вижу я;
И вот уже мечтою странной
Душа наполнилась моя:
Где цвел? Когда? Какой весною?
И долго ль цвел? И сорван кем,
Чужой, знакомой ли рукою?
И положен сюда зачем?
На память нежного ль свиданья,
Или разлуки роковой,
Иль одинокого гулянья
В тиши полей, в тени лесной?
И жив ли тот, и та жива ли?
И нынче где их уголок?
Или уже они увяли,
Как сей неведомый цветок?
Поэт приближался к своему 30-летию, возрасту Христа, возрасту мудрости. За прошедшие годы так много пережито: личные неудачи и потери, южная ссылка, и ссылка в Михайловское, встречи с царем, восстание декабристов, так много продумано и оценено исторических событий: эпоха князя Владимира, Ивана Грозного и Бориса Годунова, Петра Великого и Екатерины II, восстание Пугачева, впереди Отечественная война 1812 года («Перед гробницею святой», 1831 г.), польское восстание («Клеветникам России», 1831 г., стр. 499). Все отчетливее кристаллизовался в его поэзии образ России и народа.
Поэт подошел к возрасту Христа: он на пороге Его мудрости. Каким должен быть человек, к чему он должен стремиться, на что опираться, − на этот вопрос ищет ответа поэт. «Небесный гром на злобу грянет!» − этот закон жизни определяет нравственный смысл поэмы «Руслан и Людмила» (1820). Все последующие романтические поэмы «Кавказский пленник» (1821), «Бахчисарайский фонтан» (1823), «Цыганы» (1824) – поэмы о страстях человеческих, искажающих Божью правду. В «Сцене из “Фауста”» мы видим, что не любовь правит в мире людей, забывших Божьи заповеди, а гордыня и вседозволенность. Нравственная установка 25-летнего поэта высказана им в поэме «Цыганы»:
И всюду страсти роковые
И от судеб защиты нет
Несчастная судьба человека – результат его собственных страстей. Уже в трагедии «Борис Годунов» (1825) складывается концепция исторической жизни как процесса, исполненного глубокого нравственного смысла. В центре внимания поэта – взаимодействие человека с волей Творца. Тема исторической справедливости станет главной в поэме «Евгений Онегин» (1823). Итог мирской жизни поэта, открывающий перспективы человеческого восхождения, сформулирован им в финале:
Блажен, кто праздник жизни рано
Оставил, не допив до дна
Бокала полного вина,
Кто не дочел ее романа
И вдруг умел расстаться с ним,
как я с Онегиным моим.
Так в поэзии Пушкина раскрывались богатства русского духа, воспитанного в продолжении веков Православием.
