Сайт Храма Рождества Иоанна Предтечи в Юкках :: Пушкинские уроки. Урок № 3
РПЦМОСКОВСКИЙ ПАТРИАРХАТСАНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ МИТРОПОЛИЯВЫБОРГСКАЯ ЕПАРХИЯ
Храм Рождества Иоанна Предтечи в д. Юкки
Православная местная религиозная организация
«Приход Храма Рождества Иоанна Предтечи в деревне Юкки»

Пушкинские уроки. Урок № 3

Урок № 3

Блудный сын (продолжение)

 

* * *

    Стихотворение «К Наталье» и поэма «Монах» написаны четырнадцатилетним подростком. Это время, когда в человеке оформляются его желания и намерения, которые могут привести его на дорогу блудного сына. Отголоски Божьей морали еще сильны в его стихах, но семена блуда в отдельных стихотворениях уже дали свои ростки. Это еще такие лицейские стихи, как: «Блаженство» (1814), «Пирующие студенты» (1814), «К Пущину» (1815). После лицея – «Прелестнице» (1818), «О. Массон» (1819), «Юрьеву» (1819).

     

Картина И.Е.Репина "Пушкин на лицейском экзамене в Царском Селе 8 января 1815 года", 1911 г.

     В Петербургский период то и дело поэт пишет о «жрицах наслаждений»: Демии, Дориде, Лаисе, Лезбии, Лиле, Алине. Особенно откровенно о желании плотских наслаждений говорится в стихах южного периода: «Давыдову» (1821), «Юрьеву» (1821). Порой поэт переходит грань дозволенного и впадает в хулу на Святого Духа: «Христос воскрес» (1821), «Десятая заповедь» (1821) – стихотворения, в которых молодой поэт осмеливается переписать по-своему 10 заповедей Христа. А в поэме «Гаврилиада», которая стала известна в Кишиневский период, он вторгается в библейский сюжет Благовещения и позволяет себе писать о том, что не только античные, языческие боги, но и православные не в силах побороть плотскую страсть (вышеназванные стихи прочитаны на уроке).

     Поэма «Гаврилиада» принесет поэту серьезную проблему, которая будет висеть над ним целое десятилетие. Почему это могло произойти? Пушкин был воспитан на античной литературе («Читал охотно Апулея», Валерия Катулла), на литературе и живописи эпохи Возрождения («Декамерон» Бокаччо), на произведениях Вольтера (которого в юности боготворил), Руссо, Парни. У талантливого поэта был очень сильный соблазн подражать им: я могу не хуже! И его грех, скорее, можно считать грехом культуры, а не натуры поэта. Он оказался в плену культуры, занесенной в Россию с Запада, и жил не своей жизнью. А. С. Пушкин это поймет, работая над романом «Евгений Онегин» (роман начат в южной ссылке в Одессе), в котором исследует губительное действие на человеческую душу безнравственности и вседозволенности в безумной жажде наслаждений. Творческий гений, который всегда выше личности поэта, выведет его к пониманию Божьих истин. В его романе неожиданно для него самого появляется Татьяна Ларина, учредительница смысла ее имени, которая откроет ему Божий закон Любви как закон жизни. Но пока он позволяет себе такие стихи:
                                                                                        

* * *

О, Вольтер! О муж единственный!
Ты, которого во Франции
Почитали богом некиим,
В Риме дьяволом, антихристом,
Обезьяною в Саксонии!
…Будь теперь моею музою!
                              «Бова» (1814)

 

* * *

Слушай, юноша любезный,
Вот тебе совет полезный:
Мне блаженства век лови;
Помни дружбы наставленья:
Без вина здесь нет веселья,
Нет и счастья без любви.
                           «Блаженство» (1814)

 

* * *

Здорово, Рыцари лихие
Любви, свободы и вина!
…Здорово, молодость и счастье,
Застольный кубок и бордель,
Где с громким смехом сладострастье
Ведет нас, пьяных, на постель.

А я, повеса, вечно-праздный,
Потомок негров безобразный,
Взращенный в дикой простоте,
Любви не ведая страданий,
Я нравлюсь юной красоте
Бесстыдным бешенством желаний.
                                        «Юрьеву» (1814)

 

Но и в объятьях «жрицы любви» поэт слышит зов другой, настоящей, любви:

В Дориде нравятся и локоны златые,
И бледное лицо, и очи голубые…
Вчера друзей моих оставил пир ночной,
В ее объятиях я негу пил душой;
Восторги быстрые восторгами сменялись,
Желанья гасли вдруг и снова разгорались;
Я таял, но среди неверной темноты
Другие милые мне виделись черты
И весь я полон был таинственной печали,
И имя чуждое уста мои шептали.
                                        «Дорида» (1819)